2015/07/25 22:46:07


Продолжение. Начало здесь, здесь и здесь.
Простите за промедление...




В тесноте и в обиде

Итак, колонизация шла полным ходом. В 1902-м, после появления узкоколейки от побережья до Виндхука, Африка начала набирать популярность. Рисковых парней   ехало все больше, и к 1903-му году в Намибии жило уже 4540 колонистов (в том числе 3000 немцев). Под их фермы были скуплены (вернее, реквизированы) 2,2 миллиона гектаров, и это раздражало даже самых смирных «черных», но, главное, конфискации скота, ранее считавшиеся строжайшим коллективным наказанием, теперь стали рутиной:  изъятый скот передавали поселенцам «для скорейшего обзаведения», а оставшимся без средств к существованию гереро (и порой даже нама) приходилось батрачить на немецких фермах, а там отношение к ним было, мягко говоря, неуважительным. Даже хуже. «Если старые поселенцы, - сообщал в Рейнское общество пастор Отто Айгнер, - понимают местных и платят известную сумму за женщин, которых берут в экономки, то новые белые рассматривают черных как существа,  стоящие на одной ступени развития с павианами. Повседневны дикая  эксплуатация, насилии над негритянками, рукоприкладство,  часто возникают стычки». И...

В общем, если с нама, которых побаивались, считая "бешеными", немцы связываться опасались, то "смирных" гереро тиранили вовсю, а если те обращались к германским властям с жалобой, на что имели полное право, их обидчиков, как правило, оправдывали или подвергали чисто символическому наказанию. Например, булочник Шеффер, избивший плетьми не кого-нибудь, а унтер-капитана Ассу Риаруа, был наказан штрафом в 20 марок, но  большинстве случаев жалобы "туземцев" на жестокость белых признавались необоснованными, не говоря уж о том, что если за убийство черного белым «без уважительной причины» полагался штраф и «отлучение от проповеди на одну неделю», то черного за убийство белого
вешали, а за все остальное секли до полусмерти.

Естественно, то там, то тут вспыхивали мятежи. Бунтовали, в основном, мелкие кланы нама, чьи капитаны не подчинялись лояльному Хендрику, - и их беспощадно карали. В 1898-м были полностью уничтожены «слегка не белые» африкаанеры и усмирены бондельсварты . Чуть позже всем кланом сосланы в резерваты «немножко белые» свартбои и вновь усмирены повторно восставшие бондельстварты. В 1901-м, после появления указал о взятии на учет всех ружей и лошадей, восстали даже «почти немцы» рехоботеры, но с ними обошлись все же мягче: хозяева нуждались в их услугах, и дело ограничилось штрафом. А затем , в конце 1903 года, вновь поднялись бондельсварты. Впрочем, все эти искры и искорки херра Лейтвена не очень волновали: пока старый враг Хендрик Витбой был лоялен, со стороны нама большой опасности ждать не приходилось, а большую часть «черных» твердой рукой держал омухона (верховный вождь) Самуэль Магареро, немцев крайне не любивший, но обоснованно боявшийся и жестко пресекавший любые попытки протеста.

Вот только времена менялись, и не все зависело от воли вождей. Позже, когда колонисты начали пытаться понять, почему случилось то, что случилось, даже официозная "Дойч-Зюдвестафриканише Цайтунг" вынуждена была опубликовать статью Германа Анца, пастора из Виндхука, называвшего вещи своими именами: "Восстание, скажем прямо, направлено не против торговцев или отдельных фермеров, а против всех нас, против немцев как таковых, независимо от того, обращались ли они с гереро плохо или нет; все немцы должны быть изгнаны из страны, лишь немногим старым друзьям посланы, как мне, охранные письма. Их должно наказать, но следует и понять. Больнее всего им было видеть, как их земли по кускам переходят в руки европейцев. Отсюда их ненависть против фермеров, сидящих на землях, которые гереро считают своими".

Короче говоря, понемногу достигала того градуса, когда не могла не прорваться, и после полученного осенью 1903 года распоряжения очистить «родовые угодья гереро», намеченные под прокладку железной дороги, Самуэль уже не мог оставаться «примерным туземцем». Он очень точно чувствовал , что вожжи вот-вот порвутся, а уж в трусости его никто не обвинял. Правда, и в такой ситуации он постарался найти компромисс, привычно попросив англичан, - напомню: с островитянами у гереро были отношения доверительные, - о посредничестве, однако ответ был не таков, какой ожидался. До Великой Войны оставалось еще десять лет, но Лондон уже очень сильно косился на Рейх, гадя кайзеру где только мог, - и «добрые белые» сообщили старому другу много плохого о Германии, посоветовав гнать немцев, пока они не перебили всех «черных», а вскоре в ставке омухоны появились «путешественники» из Уолфиш-Бей и торговцы из Бечуаналенда, по дешевке (и даже в долг под низенькие проценты) сбывавшие гереро винтовки новых образцов и порох.



Но это мой народ...

Нельзя сказать, что власти колонии совсем уж ничего не знали о настроениях в вельде. Кое-какие сведения с мест поступали: и о британских негоциантах, и о массовых закупках «стратегических» запасов, от теплых одеял и сбруи  до ружей, и о замелькавших в «черных» поселках белых перьях, символе войны, но… Но сделать должные выводы в офисе губернатора как-то не удосужились, то ли по недостатку опыта, то ли, скорее всего, из презрения к «павианам», которые «ни на что путное не способны». Иначе обратили бы внимание на предельно откровенное письмо, посланное Самуэлем капитану Хендрику под Рождество 1903 года. «Плох мой народ или хорош, но это мой народ. Мы начинаем борьбу вместе, со мной вождь Захария из Отьимбингве, вождь Михаэль из Омаруру и вождь Давид из Ватерберга…», - писал Магареро, разъясняя во втором послании: «Все наше послушание и терпение не помогают, немцы ни за что убивают нас… Пусть Ваше слово, брат мой, которое все уважают, не будет против восстания… Всем нам нужно подняться, ведь лучше погибнуть, чем умирать рабами… Призовите вождей к битве». Оба письма были перехвачены, - Ван Вик, рехоботер, которому Самуэль доверился, работал на Лейтвейна, - но, как потом выяснилось, секретарь Лейтвена не удосужился прочитать, сперва отложив дело на «после праздника», а затем и вовсе запамятовав. А вот омухона, тоже имевший осведомителей в Виндхуке, узнав от прислуги секретаря о визите Ван Вика, медлить не стал.

Всадники с белыми перьями помчались по краю, оглашая приказ о войне с особой (очень любопытной) оговоркой: «нельзя убивать черных людей, красных людей и белых людей, которые не немцы. Также не следует убивать немцев-миссионеров и сдавшихся в плен солдат, но особенно женщин и детей», - а на рассвете 12 января по всей стране вспыхнули фермы, полилась кровь и кто не успел, тот опоздал. Всего за несколько дней власть Рейха в Намибии рухнула. Погибло 123 немца, в том числе, вопреки приказу, 5 фрау, однако еще около сотни фермеров, относившихся к гереро по-человечески, «дикари» пощадили, а кое-кому, особо уважаемому, - типа семьи Войгтов, - разрешили даже покинуть ферму, забрав пожитки и пару десятков голов скота. Но, как бы там ни было, север  и центр  были захвачены, блок-посты разрушены, телеграфные линии и железнодорожные пути уничтожены, Виндхук блокирован и отрезан от побережья. Естественно, хурр Лейтвен делал все, что мог, ему удалось даже убедить один из "черных" кланов передумать, но и все: ополчение «черных» насчитывало до восьми тысяч, причем почти все с огнестрелом, а в распоряжении губернатора было всего 800 солдат, включая три сотни резервистов, и более половины застряли на юге, в стране бондельсвартов. Правда, в начале февраля в Людерице высадился отряд морской пехоты, - 400 штыков, - и при его поддержке немцам удалось ослабить блокаду Виндхука, отбив у «мятежников» городок Окаханджа, но в целом добиться перелома в войне не удалось.

Попытка рассечь силы гереро, организовав наступление тремя колоннами провалилась: группа «Ост», понеся в феврале-марте тяжелые потери в боях и от тифа, практически перестала существовать, а группа «Запад», предельно измотанная, слилась с группой «Центр», пополненной подоспевшей подмогой с юга. Однако не помогло. Африканцы «не боялись ни бога, ни людей», и в конце концов, объединенная «шюцтруппе» была сильно потрепана 9 апреля при Онганьире, а спустя четыре дня наголову разбита при Овиумбо, с трудом сумев отойти к Виндхуку. Столица колонии вновь оказалась в блокаде, отряды гереро появились на побережье,а в Берлине пришли к выводу, что Лейтвен с новыми задачами не справляется. В связи с чем, командующим был назначен генерал-лейтенант Адриан Дитрих Лотар фон Трота, потомственный прусский зольдат со специализацией «каратель»: он был ветераном франко-прусской войны, успешно подавлял мятежи в германской Восточной Африке и усмирял китайцев в 1901-м.



Где Тротта, там победа

Общественностью назначение было принято с полным одобрением: в том, что «неграм нужно преподать урок», сошлись все. В рейхстаге при голосовании воздержалась только фракция социал-демократов, но ее лидер, Август Бебель, карательную экспедицию поддержал, оговорив, правда, что «карать дикарей следует «максимально гуманно». Пресса нагнетала вовсю, живописуя «ужасные зверства, которые устраивают звери в обличии людском» и воспевая «мужество, энергию и строгость опытного воина», а «Дойче Банк» и мощная фирма «Вурманн» охотно выделили финансирование. Так что, в начале июня Тротта прибыл в Намибию с серьезным контингентом: 1600 регулярных штыков, 2,5 тысячи лошадей, пушки, пулеметы и очень много «нелетального» снаряжения. Чуть позже из Германии приплыли еще 800 солдат рейхсвера, общая численность войск (включая добровольцев и резервистов) достигла 7500 человек, - и это уже было серьезно. С этим уже можно было не только защищаться, - и в середине июля, укрепив коммуникации и получив дополнительные подкрепления, - фон Тротта, не торопясь, но и не медля, начал выдвижение в земли, занятые войсками Магареро.

Ни окружать гереро, ни уничтожать их, рассредоточившихся на обширных пространствах генерал, естественно, не планировал, обоснованно опасаясь дробить силы. Его замысел заключался в том, чтобы  вытеснить «черных» с их главной базы, изобильного водой и травами плато Ватерберг, где к августу собралось «от 50 до 60 тысяч голов негров, включая женщин и детей, и до ста тысяч голов скота», в каменистую пустыню Омахехе. Сил, - больше полутора тысяч регулярных войск с пулеметами и орудиями плюс  500 «союзников»,- по всем прикидкам, хватало. Гереро, конечно, было больше, - от 5 до 6 тысяч, - но, при всем боевом духе «черных», качественный перевес был у немцев. «Черные» не были «народом-войском», как нама, не имели ни кавалерии, ни артиллерии и пулеметов, а быстро превратить рядового общинника, пусть даже смельчака, в толкового стрелка не могли ни вожди, ни даже, при всем старании, английские «путешественники», крутившиеся в ставке Магареро.

Как бы то ни было, фон Тротта разделил войска на четыре колонны, и самую слабую расположил на юго-востоке, приказав не мешать тем, кто станет отступать в этом направлении. «Такой исход будет наиболее желательным, - заявил он на военном совете, - так как этим противник сам уготовит себе конец: в безводной пустыне гереро погибнут от жажды». Продвигались неспешно, прокладывая колею, устанавливая блок-посты, 4 августа у городка Очиваронго начались первые стычки, 10 августа завязались бои более серьезные, по итогам которых немцам ценой изрядных потерь удалось занять вершину горы Ватерберг, а после полуночи фон Тротта приказал развертывать батареи. Приказ гласил: стрелять по квадратам, накрывая краали с семьями повстанцев, стада скота и, по возможности, не вступая в рукопашную с воинами гереро. Со своей стороны, Самуэль, разгадав замысел противника, около 10 часов утра приказал воинам идти в наступление и уничтожить немецкие батареи.




Обух на обух

Бились весь день 11 августа, с невероятным ожесточением. Несмотря на пулеметный огонь, гереро удалось проваться почти к самых орудиям и немецким подразделениям, включая главную колонну, пришлось драться почти в окружении, подчас врукопашную, неся тяжелые потери (в одной из рот к середине дня  выбыли из строя все офицеры и фельдфебели). К их счастью, большая часть гереро стрелал плохо (английские "путешественники" все же не умели творить чудеса), но все равно, как вспоминал капитан Курт Шваббе, попавший в одно из таких окружений, временами ему казалось, что немцам приходит конец: "Наши батареи начали неспешным огнем прочесывать буш шрапнелью, но на каждый залп следовал ответ из зарослей – рой пуль... Гереро прекрасно использовали местность, атаки следовали с разных направлений, нам приходилось вручную постоянно разворачивать орудия... Спасали пулеметы, и тем не менее, бой шел до позднего вечера. К наступлению темноты уверенность, что нам удастся легко разбить повстанцев и уничтожить их, совершенно исчезла".

Тем не менее, разница в подготовке и огневой мощи сказалась. Гереро ослабили натиск, немцы сумели захватить два источника, закрепились и на этом новом рубеже отбили мощную атаку гереро. Махареро предпринял новую атаку на главную колонну, но немцы уже прочно овладели инициативой и гереро отступили. Атака на немецкий обоз тоже оказалась неудачной, а попытки Самуэля перегруппировать свои силы были сорваны точным орудийным огнем. К ночи стало ясно, что поле боя осталось за немцами, которые разбили лагерь и готовились к продолжению боя. Однако гереро уже не могли сопротивляться. Как вспоминал позже лейтенант Карл Болье, "Сцены, происходившие у меня на глазах, незабываемы. Краали, находившиеся на большом расстоянии друг от друга, были пристанищем тысячам людей и скота, и под огнм наших пушек все превращалось в пепел и руины".

В таких условиях сражаться было невозможно. Мечущиеся по позициями женщины и дети молили о спасении, скот разбегался, краали пылали, и ближе к полуночи омухона приказал отступать. Впрочем, войска отступали и без приказа, стараясь вывести из ловушки семьи и стада, но путь для отступления был только один: на восток, в пустыню, а прорваться с боем не позволяли тысячи вопящих женщин и детей, и вождю  не осталось ничего иного, кроме как возглавить свой народ, чтобы истерика не превратилась в полный хаос. Как выяснилось позже, в плане потерь кампания закончилось практически вничью: немцы за три дня потеряли 47 убитыми и 97 ранеными, включая многих офицеров, гереро - не больше трех сотен, но ополчение, полностью деморализованное, практически перестало существовать. Большинство шли за омухоной, веря в его чудодейственные возможности, кто-то спасался сам, но  возможности спастись не было: впереди лежала выжженая Омахехе, а вслед за ней -  «мертвые земли» Калахари.

Окончание следует.
55 посетителей, 55 комментариев, 39 ссылок, за 24 часа