27 июня, Самарский районный суд, дело блогеров.
Начало читайте в предыдущем репортаже «Хинштейн и Солодовников работают против «губера»».
Забавная деталь. Диктофон был включён и лежал на трибуне. Записано, как мы шёпотом ругаемся с Пауловой. Слышны отдельные фразы.
Зрители зашли в зал. Журналисты и я положили диктофоны на трибуну. Телевидение в зал не пустили. Сидим, ждём. Через 12 минут в зал из коридора вошёл судья. Громко позвал секретаршу.
Только на 17 минуте диктофонной записи судья открыл заседание.
Про спор об удалении из зала 2 оперативных сотрудников я уже писала.
Адвокат Дубкова (Бегун): − В связи с этим, у меня ходатайство.
Судья: − Какое?
− О допросе в качестве свидетеля Нагорнова, осуществлявшего оперативное сопровождение данного уголовного дела.
− В связи с чем?
− В связи с показаниями моего подзащитного.
− Показания ещё не давал.
– Когда он даст показания, то будет уже поздно. У нас выработана определённая линия защиты.
Бегун:
(Почти дословно, исключая междометия. Слова написанные курсивом,
Бегун не говорил. Я их вставила для связки)
Обстоятельства моего задержания. Об участии в «деле Шатило» начальника областной полиции Сергея Солодовникова и его заместителя, начальника областного ОБЭП, господина Яркина, стало известно мне со слов Шатило ещё в октябре месяце, когда мы с ним обсуждали эту ситуацию, где Шатило, рассказывая про материалы дела, которые были выложены в сети интернет, в частности у Олега Иванца, и другие. Он сказал, что пошёл в полицию, написал заявление с требованием предоставить ему материалы оперативной разработки, которые велись сотрудниками полиции в отношении его. По законодательству, если человек узнаёт, что в отношении его ведутся какие-то оперативные мероприятия, то он имеет право увидеть эти материалы. Соответственно он написал какое-то письмо… Александр Анатольевич (Паулов)! Вы можете смеяться, но я говорю со слов Шатило. Он пошёл в полицию, написал соответствующее заявление. Он не конкретизировал, предоставили ему эти материалы или нет. Впоследствии тема возникала, краем слова, мол, да, меня (Шатило) допрашивали по этим материалам, но без каких-либо выводов, без последствий. Шатило подтвердил сам факт того, что он подавал некие заявления в полицию по этим материалам, с требованием объяснить, что это такое, откуда взялось?
Эта тема интересовала не только Шатило. С середины августа, как только начались информационные атаки на Шатило в сети интернет, потом пошли публикации в газете «Самарское обозрение». Эта тема интересовала не только Шатило как объект, она интересовала и правительство Самарской области, и интересовала полпредство, т.е. господина Бабича.
Объясню почему. Проект строительства альтернативного кардиоцентра − это был проект знаковый для области, первый удачный пример, на тот момент, государственно-частного партнёрства, и к нему было повышенное внимание со стороны как областных властей, так и полпредства, так и федеральных… И собственно для этого меня Шатило приглашал работать с ним, чтобы мы могли эту тему актуализировать, отбить информационные атаки, либо как-то это нивелировать.
Ещё до предложения Шатило, я разговаривал с Артуром Гулько, руководителем экспертно-аналитического управления правительства Самарской области. Он задал вопрос: «Дим, если есть возможность найти источники появления этого материала, мы будем благодарны. Потому что эта тема на контроле у всех».
К концу лета – началу осени были процессуальные решения по этой теме (коррупция в минздраве) со стороны следственного комитета, потом возбуждение уголовного дела… Потом прокуратура отменяла, и такая привычная катавасия… Когда мне Шатило предложил поработать, мы обсудили эти источники негативной информации.
Второй раз фамилии «Солодовников» и «Яркин» всплыли сразу же после встречи в гостинице «Ренессанс», когда по инициативе Шатило я его познакомил с Натальей Мироновой и Олегом Иванцом. Встреча, как я говорил, прошла очень плохо. Никаких договорённостей не было, кроме шапочного, мол, ребята предупредите меня, когда появится материал, т.е. компромат и тому подобное.
На следующее утро или через день мне позвонил Сергей Францевич и сказал: «Дим, надо срочно подъехать в офис». Я приезжаю, и он говорит: «Меня с утра вызывали Солодовников и Яркин. Сказали, что Иванец и Умярова вымогают у меня 1 млн 200 тысяч рублей. Был ли какой-то разговор?».
Я ответил, что разговора по деньгам не было и близко. Потому что встреча прошла плохо. На мой взляд, даже не конструктив, а 50 на 50. Ну, люди сели, поговорили друг с другом, посмотрели и разошлись ни о чём.
И тогда Сергей Францевич выдал мне фразу, если не ошибаюсь, она есть в видеозаписи нашего разговора. Он говорит, что Солодовников и Яркин сказали ему, что у них есть «железная доказуха» о том, что ребята вымогают с него 1 млн 200 тысяч рублей. Что его вызывали, и ему об этом было сказано.
В это время Иванца уже допрашивал Яркин, по поводу публикации этих материалов в сети интернет. (Да, Иванец об этом говорил).
Руководство полиции сначала отстранилось от этого конфликта. Были задействованы совершенно другие структуры – налоговая, которая делала проверку, прокуратура, которая отменяла решение, следственный комитет, который возбуждал уголовное дело. Полиция как бы занимала нейтральную позицию.
Потом возникла ситуация, по которой нас обвиняют в вымогательстве. Мне было непонятно, почему, когда мы с Шатило договаривались, что мы ничего не снимаем, что мы не обращаем внимания на публикацию в блогах Иванца и Умяровой, вообще не обращаем внимания на то, что пишется в сети интернет. Моя позиция совпадала с позицией Шатило, это:
1) не надо обращать внимания;
2) не надо платить;
3) никакой интернет не заменит телевидения.
Поэтому у нас была подготовлена компания с расчётом на использование федеральных СМИ, в том числе телевизионных, экспертных, печатных и, по мере необходимости, сети интернет.
У тех, кто следит за этой историей, тоже мог бы возникнуть вопрос: «А что произошло?». Почему в один день Шатило говорит: «Нет, всё! Мы снимаем!»?
Как раз он приводил пример с «Внешэкономбанком», что банк не даёт ему кредит, что это требование службы безопасности банка. Эти показания я уже давал. Повторять их я не вижу смысла.
Потом был арест. Меня задержали 29 числа. Задержали в половине седьмого вечера. Задерживали достаточно жёстко. Если бы можно было увидеть мою машину, там осталась вмятина от моего лба. Среди людей, которые задерживали меня, кроме оперативников, бегал невысокий человечек, который кричал: «Ты − сука, писарчук! Я тебя (идиоматические выражения) посажу!». Я не знал, кто это такой. Я попросил его представиться: «Вы кто?». Он говорит: «Тебе какая разница! Ты у меня, тварь, сядешь! Ты у меня сдохнешь в тюрьме!». До сих пор это сложно вспоминать. Я был в шоке от ситуации. Простоял под дождём и снегом порядка полутора или двух часов, пока был осмотр машины. Надо отдать должное сотрудникам полиции, там был ребёнок в машине, его отдали супруге.
После этого меня повезли в здание ГСУ. Сначала мне показали кабинет господина Закаречкина, 306 или 316… после чего меня подняли на 5 этаж, это где сидят «опера», кабинет в правом крыле. Посадили на стул.
После чего там началось шоу, когда приходили, снимали на видео, тыкали пальцем: − Это блогер! Тот самый Бегун! Вот он здесь!
Появился господин Яркин. Который начал свою речь с оскорблений. В первую очередь это касалось моих физических кондиций. На тот момент я весил порядка 160 килограммов. Соответственно шла речь о том, что: «Ты же (много неприличных слов) сядешь! Ты будешь сидеть в камере с опущенными! Ты у меня похудеешь! От тебя смердит, как от всей вашей поганой блогосферы! Вас, тварей, журналистов, а также прочих писарчуков, мы научим писать правду!».
В ходе разговора господин Яркин немного успокоился. Я ему тоже задал вопрос: «Вы кто такой?». Он говорит: «Я − Яркин. Ты мне создал проблемы…». В этот момент господин Яркин стоял у меня на ногах. Ну, вы знаете, что такое артрит. Когда на ногах стоят, ну… Он ещё требовал: − Ударь меня! Тогда уедешь по двести какой-то статье, это нападение на сотрудника полиции…
Я сидел, молча слушал. В процессе разговора неоднократно говорилось, что на моём примере, на примере Иванца и на примере Умяровой, всей самарской журналистской сфере будет показано, как не надо поступать.
«Чем больше вы пишете, тем больше вас, тварей, окажется на скамье подсудимых!».
Потом господин Яркин стал требовать от меня, чтобы я признался в том, что это я веду информационную компанию против Шатило. Что это я купил или взял у сотрудников полиции эти документы, что я их разместил в сети интернет, я их бросил Иванцу, и тому подобное. Я отказался от этого обвинения. Я говорю: «Я ничего этого не делал. Вот моя электронная почта, отдам все аккаунты, смотрите».
Уже в процессе этих криков, а Яркин разговаривал со мной больше часа, выяснилось, что эти документы «утекли» из ОБЭП. Что привело, как Яркин выразился, к большим проблемам у него лично. И вся работа ОБЭПа, направленная на изобличение преступников, пошла коту под хвост. Т.е., те материалы, которые были опубликованы Иванцом, были, со слов Яркина, и впоследствии подтвердилось, это были материалы, которые были готовы к принятию какого-то процессуального решения, возбуждения уголовного дела и так далее.
Со слов Яркина, эта ситуация его очень взбесила, и за неё кто-то должен ответить. Оказалось, что должны ответить Иванец, Умярова и я − человек, который вообще не публиковал эти материалы. Потому что посмотрел и решил, что это такая хрень!
После чего меня отвели в кабинет Закаречкина, где начался опрос. Опрос начался довольно странно, ко мне не допустили моих адвокатов. Ни Елену Юрьевну Крестовникову, ни Юлию Станиславовну (Дубкову). Их не допускали порядка 2 часов. Я не знаю, по каким причинам.
В районе часа ночи приехал господин Солодовников. Приехал он в очень возбуждённом эмоциональном состоянии. Разговор начал со слов: «Вы – банда Меркушкина, и я вас, тварей, посажу!».
А почему мы банда Меркушкина? Я не отрицаю, что я знаю губернатора, работал с областным правительством, помогал информационно, консультировал, и так далее. Но это моя нормальная работа!
Сергей Александрович, не останавливая поток ругательств и угроз, сказал: «Вы – банда Меркушкина. Вам меня заказали». Я говорю: «Сергей Александрович, почему вы решили, что вас заказали? Что вообще происходит?».
Сергей Александрович воспалился ещё больше и сказал: «Бегун, мне не нравится, что ты пишешь. И мне нужно, чтобы ты дал показания на «мордовское чучело»», так он назвал. − «А какие показания вас интересуют? Вам это зачем?».
Следующая фраза была примерно следующего характера: «Он у меня уедет. Я работал против губернатора…», ну я цитирую слова господина Солодовникова: «Я работал против губернатора Кировской области Никиты Белых. Мне не дали его посадить, но я посажу Меркушкина».
Я парировал это тем, что Меркушкина назначал не Солодовников. Солодовникова и Меркушкина на должность назначал президент Владимир Путин. И в принципе, Меркушкина снять не за что.
После чего Сергей Александрович перегнулся через стол (меня посадили на место Закаречкина), он перегнулся через стол и выдал буквально следующую фразу: «Ты мне дашь показания на Меркушкина, Меркушкин уедет. Не пойдёшь на сотрудничество со следствием, я тебе скажу так – ты на этом свете подзадержался».
После чего задал вопрос: «Ты учил мою биографию? Ты знаешь, кто я был, где я служил, и так далее?». Я говорю: «Да». (Я читал это, когда его назначили). Он говорит: «Ты сам понимаешь, что перо в бок − это самое лёгкое, что может быть в твоей жизни».
К этому времени подъехала мой адвокат Елена Юрьевна Крестовникова. Она заглянула в кабинет. Её не пустили, сказали, стоять, ждать за дверью. Впрочем, там за дверью вообще была целая выставка сотрудников, которых периодически гоняли туда-сюда.
Мне было сказано: «Ты грузишься по ст.163 ч.3, не создаёшь проблем следствию, и даёшь показания на Меркушкина. Взамен скоро двинешься домой. Двинутся за тобой эти гаврики. Увидишь своих детей, и будешь жить».
Уже находясь под впечатлением и самого задержания, и разговора с господином Яркиным, я пошёл на сделку со своей совестью.
Я общаюсь с разными людьми и в курсе, что у нас происходит в Самаре, как люди исчезают, протыкаются, и тому подобное. Благо, Александр Анатольевич (Паулов) знает, и машины жгли, и нападения были. Поэтому у меня не было оснований не доверять словам офицера, словам генерала.
Дальше мне назвали фамилии, на кого я должен дать показания. В первую очередь, это Меркушкин, это министр строительства Гришин, министр дорожного строительства Пивкин. Неожиданно всплыла, почему-то, фамилия Ивана Анатольевича Мотынги, потом мне объяснили: − Вот, Умярова звонила Мотынге. Расскажи мне, кто такой Мотынга и какое он имеет отношение к «делу Шатило»? − я был сильно удивлён. И дальше шёл перечень фамилий, на кого интересуют любые материалы, которые можно считать явным или неявным компроматом, в том числе на руководство областного суда госпожу Дроздову, на её зама Вадима Кудинова, ну там масса людей.
Этот разговор, один на один, шёл больше полутора часов. Был определён список фамилий, по которым я говорил.
Потом пригласили Елену Юрьевну Крестовникову. Ей было озвучено, что «Дмитрий всё признаёт, Дмитрий во всём «грузится», он всё понимает, ведёт себя адекватно».
Поговорили с Солодовниковым где-то до 4-5 утра, после чего меня отправили в изолятор временного содержания, где я лёг спать. Меня задержали 29-го. 30-го числа в ИВС начался «кипеш». Меня подняли с кровати со словами: «Вставай-вставай срочно. Нужно спускаться вниз». Я говорю: «Что случилось?» – «Сюда едет генерал».
Приехал Сергей Александрович, приехал один, с несколькими томами неких материалов. Тома не были подписаны. Разговор шёл без адвоката. Хочу отметить, что все встречи с Солодовниковым, а это 2 или 3 недели ноября, либо каждый день, либо через день, шли «один на один». Тогда присутствовал тогдашний и.о. начальника полиции господин Гринь, присутствовали какие-то люди в штатском. Мне их не представляли, сказали, что им просто интересно послушать, о чём мы с тобой говорим. Мне были продемонстрированы из этих пухлых папок мои же публикации, из моего блога. У каждой публикации была некая сопроводиловка – кто заинтересован в появлении этого материала, кто мог заказать, какой эффект этот материал вызвал, и так далее. После чего Сергей Александрович выдал фразу: «Ты думаешь, что просто так здесь оказался?». Я удивился: «А что?». Он говорит: «Мы охотились за тобой 5 месяцев. Потратили на слежку за тобой 6 млн рублей».
Я ещё поугорал, говорю: «Сергей Александрович, дали бы мне 3, я бы вам всё рассказал».
Сергей Александрович посмеялся и сказал: «Три ты у меня не получишь. Ты получишь десятку, уедешь за Лабутанг».
Кто знает арестантский слэнг, Лабутанг – это на Крайний Север. Как ещё любят шутить сотрудники – «где воробьи в полёте замерзают».
Я так понимаю, что слежка за мной шла с июня месяца. На тот момент мне охрана (коттеджного посёлка?) говорила, что за мной следят за нами милицейские, милицейская «наружка». Потому что знают все друг друга. Но я этому не придавал значения. Потому что в разных ситуациях… Непонятно, чья слежка была... Все мои маршруты такие, что много на меня не найдёшь, с этой «наружкой».
Что было дальше. По каждому материалу, опубликованному у меня в блоге, было сказано следующее: «Формируешь список фамилий, сначала 30 человек, потом список разрастался до 40, до 50. К тому моменту, когда была сделана эта эпохальная видеозапись, где я читал фамилии, часть текста, с двери шкафчика в кабинете господина Закаречкина и читал текст показаний с компьютера. Это то видео, которое появилось у господина Матвеева, мне интересно узнать, откуда оно появилось.
Сергей Александрович опять мне повторил все предыдущие тезисы:
«Это охота за тобой. Шатило мне был нужен, чтобы взять тебя дурака. Мы тебя развели. Провели великолепнейшую оперативную комбинацию».
Я спросил Солодовникова: «Почему против Шатило не возбуждено уголовное дело? Вот материал у вас есть». Сергей Александрович ответил: «Мы тебя разменяли».
В этот момент я понял, что произошло ещё одно преступление. Речь идёт о сокрытии преступления сотрудниками полиции. Вспомните, на одном из заседаний, один из адвокатов (Коган, адвокат Умяровой) говорил, что эти материалы в сеть «слил» кто-то из недовольных сотрудников ОБЭП либо полиции. Недовольных тем, что эти материалы каким-то образом херятся, замалчиваются. Т.е., никто не мешал Сергею Александровичу и господину Яркину взять лавры раскрывателей крупнейшего преступления, которое сейчас у нас расследуют сотрудники ФСБ и Следственного комитета, которые всё-таки «цепанули» Шатило за дела его.
Солодовников, не скрываясь, я очень удивился его откровенности, сказал: «Мы Шатило предложили сделку. Мы не возбуждаем на него уголовное дело − он даёт показания на вас».
И вот этой сделкой я объясняю резкую смену его позиции, когда Сергей Францевич от тотального отказа что-либо снимать, что-либо делать и т.д., вдруг резко воспылал страстью и желанием снять эти материалы из интернета.
30 числа были разные разговоры с Сергеем Александровичем, он опять повторил, что: «Я хотел снять Белых (вместо него это сделали «фэйсы» или Следственный комитет, задержали же Белых?). Я сниму Меркушкина». На что я сказал, что Меркушкина снять невозможно, по одной простой причине – он электорабелен, даёт результат. На что Сергей Александрович посмеялся и сказал: «Мой главный результат, это то, что ТЫ сидишь здесь». После этого разговор опять перешёл в русло, какие я показания должен давать, регулировался список.
Вот эти встречи у меня длились порядка 2 недель. Через день, каждый день… Из ИВС меня вывозили к нему на Соколова. У него офис находится на последнем этаже, с видом на Волгу и на храм. Могу дать описание его кабинета. Секретарша у него красивая, черноволосая.
Там тоже периодически был господин Гринь. Постоянно шла речь о том, какие показания, на кого нужно давать. Для того чтобы эта работа была плодотворна, ко мне в ИВС каждое утро где-то в 10 часов, приходил оперативный сотрудник с ноутбуком. Мне давали ноутбук и я в течение 8 часов писал по памяти на каждого участника этого списка информацию.
Сергеем Александровичем (при этом присутствовал Гринь) была разработана методика, где мы определяли степень воздействия. Кто-то из чиновников попадал под формулировку «педагогика», кто под «негатив», кто под «позитив».
Показания неоднократно корректировались. Если не ошибаюсь, только я их переписывал раз 6. Допрашивал меня оперативник по имени… Нет, Нагорнов, которого сейчас удалили из зала, он просто сидел в кабинете, караулил, чтобы я не убежал. Допрашивал меня то ли Антон Евгеньевич, то ли Андрей Евгеньевич. Этот «Андрей Евгеньевич» постоянно напоминал мне, что «У тебя на свободе ребёнок, дети. У тебя жена», и тому подобное.
Последняя встреча с господином Солодовниковым прошла в конце ноября, может быть, начале декабря. После чего я его не видел. Мне было сказано, ещё раз напомнили: «Ты грузишься по этому делу. Дело будет закрыто в декабре. В декабре - январе оно будет передано в суд. И уже дальше смотрим». Параллельно шла речь о заключении досудебного соглашения. В обмен на досудебное соглашение пишется явка с повинной, и тому подобное. В материалах дела это всё есть.
Самое интересное, мне хочется узнать, каким образом силовики заставили, в рамках досудебного соглашения, ту же Умярову и Иванца, дать показания на меня. То есть, там речь шла о каких-то 30-50 преступных эпизодах моей деятельности. какие-то истории невероятные всплывали. Ребята эти показания дали. Я их не виню. Каждого из них давили. Я думаю, они расскажут, кому что говорили, что обещали. (Иванец возражает, что он не давал показания).
Один из мотивов, почему я решил перестать молчать, потому что мне стыдно перед теми людьми, которых дёргали по моим показаниям давать объяснения. Потому что, хотя тюрьма изолированное место, всё равно информация доходит, через адвокатов, ещё что-то… И очень много было вопросов − Почему я это сделал? Почему я дал эти показания? Вот это я в пятницу (24 июня) и рассказал.
Следующая вспышка угроз была уже на стадии ознакомления с делом. Когда я обнаружил в материалах дела, что «Центр по борьбе с экстремизмом» почему-то решил меня, извините за слэнговое слово, «вкрячить» по двести восемьдесят какой-то статье, это терроризм, экстремизм, и тому подобное. Я уже отмечал в пятницу, что я никогда не был ни террористом, ни экстремистом… Сидящие здесь блогеры подтвердят, что те темы, которые я поднимал, они в основном, носили характер государственной тематики. И Сирийские темы поднимал, и украинские. Работал, отчасти, с администрацией президента, поднимая темы, которые были актуальны на федеральном уровне, поднимал темы, которые связаны с православием… Много чего делал из того, за что мне хотя бы не стыдно. И после этого узнаёшь про себя, что ты террорист-экстремист, и ещё «провоцируешь митинги с привлечением лево-радикальных элементов».
В этот момент моя супруга решила, что не стоит молчать. Она стала обращаться в правоохранительные органы с заявлениями – в адрес господина Солодовникова, в адрес господина Нещадимова, это руководитель Центра по борьбе с экстремизмом. В Следственный комитет, в ФСБ, в прокуратуру России. С требованием разобраться с этим делом. Что вообще происходит? Почему людей держат в тюрьме по ложным обвинениям?
В один из последних выездов, сюда на ИВС, ко мне пришёл сотрудник, которого я видел в ГСУ, в штатском. Разговор был очень короткий.
− Если ты не успокоишь свою суку, которая пишет письма на руководство полиции, на Солодовникова, которая везде пишет в интернете (она нигде не писала, кроме моего блога), она получит перо в бок. Либо, ты сам понимаешь, есть ещё детишки.
Знаете, я бы не удивился, если бы это произошло где-нибудь в Самаре, на улице. Но когда в ИВС приходит человек и начинает угрожать…
Мне было сказано следующее: «Сидеть-то ты будешь. Ты будешь сидеть на свободе, а где будет твоя семья?».
Примерно в это же время я от Елены Юрьевны (Крестовниковой), либо от Юлии Станиславовны (Дубковой) узнаю, что в Студёном Овраге на жену набросился человек с битой и…
Жена, слава тебе господи, водит машину великолепно, увернулась. Но, тем не менее, человек сумел разбить лицевую часть автомобиля, за рулём которого была жена. Жена была в шоке… Я прошу прощения за эмоции. Особенно, после того, как ей ещё передали суть разговора, я через адвокатов попросил её, ни в коем случае не трогать личную жизнь, ещё какую жизнь, руководства полиции, и так далее. То есть, там, мне рассказывали, пишут о каких-то любовницах, о каких-то пристрастиях, ещё о каких-то вещах… Я ей сказал через Юлию или Елену Юрьевну: «Если у тебя есть какие-то официальные письма в отношение этих людей, то публикуй их. Ты посылаешь эти письма, и так далее… Но ни в коем случае не смей трогать семьи, ещё какие-то вещи… Потому что мы за это уже страдаем».
Ну, есть ещё один момент. В самый пик показаний, когда шла речь, какие фамилии трогаем, какие не трогаем. Потому что были фамилии, которые трогать было нельзя. От мне требовали на руководство и сотрудников Следственного комитета господина Самодайкина. От меня требовали сдать мои источники в структурах полиции. Но, кто читает мой блог, тот видит, что у меня материалов в каком-то полицейском инсайде, практически не было. (Инсайд − это информация, полученная изнутри какой-либо организации или фирмы). Никогда у меня не было особых отношений с полицией: на уровне «здрасьте – до свидания» с первыми лицами.
Почему я считаю это дело политическим. Для того, чтобы «подцепить» Меркушкина, команду его, самарских чиновников, была сляпана, на мой взгляд, грубая провокация. С использованием человека, которому нечего было ответить. Ну, сами понимаете, я сидел здесь, смотрел на Сергея Францевича. Я его по-человечески понимаю. Что мужика точно так же «цепанули» за те вещи, которые… есть, нет ли, про налоги он говорил… Его «цепанули» и ему пришлось пойти на те условия, которые ему предложили в полиции. Сергей Александрович этого и не скрывал. Он говорил: «Есть два мудака – Шатило и Бегун. Один «развёлся», другой клюнул».
Всё тогда. Оставим ещё на сладкое.
Остальную часть судебного заседания я выложу в другой раз.
Баранова Н.П.